Ученик убийцы - Страница 111

111

— Знаешь, — сказал он мягко, — мне было нелегко, но я держал свое слово. Гален требовал полного контроля над учениками. Он особенно настаивал на том, чтобы никто не общался с тобой и никак не вмешивался в твое воспитание и обучение. А я говорил тебе, что в Саду Королевы я слеп и не имею никакого влияния.

— Я знаю это, — пробормотал я.

— Тем не менее я не осуждал действий Баррича. Только слово, данное моему королю, удерживало меня от контактов с тобой. — Он осторожно помолчал. — Это было трудное время, я знаю. Я хотел бы иметь возможность помочь тебе. И ты не должен слишком сильно огорчаться, что ты…

— Провалился, — закончил за него я, пока он подыскивал более мягкое слово. Я вздохнул и вдруг нашел в себе силы смириться со своей болью. — Оставим это, Чейд. Тут ничего не изменишь.

— Знаю. — Потом, даже еще более осторожно, он продолжил: — Но может быть, мы сможем использовать то, чему ты научился из практики владения Силой. Если ты поможешь мне понять ее, я, возможно, смогу изобрести что-нибудь получше, чтобы хоть чем-то помочь Верити. Так много лет это знание держалось в тайне… Почти нет упоминаний о нем в старых пергаментах. Там пишут только, что такая-то и такая-то битва была выиграна благодаря Силе короля, обращенной к его солдатам, или такой-то и такой-то враг был побежден Силой короля. Однако ничего нет о том, как это было сделано, или…

Отчаяние снова охватило меня.

— Оставь. Это не для бастардов. Мне кажется, я это доказал.

Наступило молчание. Наконец Чейд тяжело вздохнул:

— Что ж. Может быть, и так. Последние несколько месяцев я изучал «перековку», но понял только, чем она не является и что не может помочь «перекованным». Единственное лечение, которое я нашел для него, как известно с древнейших времен, можно применять к чему угодно.

Я свернул и застегнул свиток, который разглядывал, чувствуя, что знаю, что за этим последует.

— Король дал для тебя поручение.

В это лето, немногим более чем за три месяца, я семнадцать раз убивал для короля. Если бы мне не случилось делать это раньше по собственной воле и для самозащиты, это могло бы оказаться труднее. Поручение на первый взгляд казалось простым. Я, лошадь и корзина с отравленным хлебом. Я ездил по дорогам, на которых, по имеющимся сведениям, путники подвергались нападениям, и когда «перекованные» атаковали меня, я бежал, оставляя за собой разбросанные буханки. Возможно, если бы я был обычным солдатом, мне было бы не так страшно. Но за всю жизнь я привык полагаться на мой Дар, который давал мне знать, если кто-нибудь был поблизости. Для меня это было равнозначно работе с завязанными глазами. Я быстро обнаружил, что не все «перекованные» были сапожниками или ткачами. Во второй маленькой группе, которую я отравил, было несколько солдат. Мне повезло, что большинство из них дрались из-за хлеба, когда меня стащили с лошади. Я получил глубокую ножевую рану, и по сей день на моем плече остается шрам. «Перекованные» солдаты были сильными и опытными и, казалось, сражались вместе — возможно, потому, что были вымуштрованы таким образом, когда еще были настоящими людьми. Я бы погиб, если б не крикнул им, что глупо сражаться со мной, пока остальные жрут их хлеб. Они выпустили меня, я пробился к лошади и бежал.

Яды были не более жестокими, чем им следовало быть, но, чтобы они были эффективными даже в мельчайшей дозе, нам приходилось использовать сильнодействующие средства. «Перекованные» умирали нелегко, но Чейд старался состряпать хороший яд, чтобы смерть наступала как можно быстрее. Они жадно выхватывали у меня смерть, и мне не приходилось наблюдать за их агонией и даже смотреть на разбросанные по дороге тела. Когда новости о смертях среди «перекованных» достигли Баккипа, уже повсюду ходили распущенные Чейдом слухи о том, что их, скорее всего, сгубила тухлая рыба, которую они подбирали на нерестилищах. Родственники собирали тела и достойно их хоронили. Я говорил себе, что они, вероятно, получают облегчение и что «перекованные» встретили более быстрый и легкий конец, чем смерть от голода грядущей зимой. Так я привык к убийству, и на моем счету было уже почти два десятка смертей, когда мне впервые пришлось встретиться с человеком взглядом, а потом убить его.

Это тоже было не так трудно, как можно подумать. Это был какой-то незначительный лордик, имеющий землю за озером Тур. До Оленьего замка дошли слухи, что он, разозлившись, ударил дочь слуги и девушка потеряла рассудок. Этого было достаточно, чтобы король Шрюд разгневался. Лорд полностью выплатил долг крови, и, приняв его, слуга отказался от любой формы королевского правосудия. Но несколькими месяцами позже во дворец прибыла двоюродная сестра девушки и попросила личного свидания со Шрюдом. Меня послали получить подтверждение ее сообщения. Я поехал и убедился, что девушку действительно содержали как собаку у подножия кресла лорда и, более того, что живот ее начал расти. Хозяин предложил мне вино в хрустальном бокале и умолял рассказать последние новости из жизни королевского двора. Было не слишком трудно улучить момент, чтобы поднять его бокал к свету и похвалить ценность и бокала, и вина. Я уехал спустя несколько дней, выполнив свою задачу, с образцами бумаги, которую обещал Федврену, и пожеланиями доброго пути от лорда. В этот день лорд заболел. Он умер в крови, безумии и пене через месяц или около того. Двоюродная сестра забрала к себе и девушку, и ребенка. До сего дня я не испытываю никаких сожалений ни об этом человеке, ни о том, что выбрал для него медленную смерть.

111